Подборка книг по тегу: "очень откровенно и горячо"
Привязана, обнажена.
Только кусок свадебной вуали прикрывает грудь.
Варвары выкрали меня с собственной свадьбы.
– Проснулась, красавица? – нависает надо мной Осман, старший брат моего жениха.
От него пахнет похотью и чем-то животным.
– Зачем я здесь?
– А ты догадайся, – усмехается второй варвар, вдыхая мой запах. – Привыкай. Ты теперь тут надолго. Будешь исполнять все наши желания.
– Добро пожаловать в наш дом, Амелия, – говорит Осман. Его голос поглаживает мою кожу как бархатная плеть. – Отныне это твоя клетка. А мы – твои новые хозяева.
***
Братья моего мужа выкрали меня прямо со свадьбы. Теперь я их игрушка, бесправная вещь для утех. Единственное, чего я хочу, – это сбежать от кавказских варваров. Или нет?
Только кусок свадебной вуали прикрывает грудь.
Варвары выкрали меня с собственной свадьбы.
– Проснулась, красавица? – нависает надо мной Осман, старший брат моего жениха.
От него пахнет похотью и чем-то животным.
– Зачем я здесь?
– А ты догадайся, – усмехается второй варвар, вдыхая мой запах. – Привыкай. Ты теперь тут надолго. Будешь исполнять все наши желания.
– Добро пожаловать в наш дом, Амелия, – говорит Осман. Его голос поглаживает мою кожу как бархатная плеть. – Отныне это твоя клетка. А мы – твои новые хозяева.
***
Братья моего мужа выкрали меня прямо со свадьбы. Теперь я их игрушка, бесправная вещь для утех. Единственное, чего я хочу, – это сбежать от кавказских варваров. Или нет?
- Тот, кто выиграет – получит мою дочь! И сможет делать с ней что захочет!
Я смотрел туда, в клетку.
Все видели просто запуганную зареванную девушку, жмущуюся к прутьям и закрывающую от ужаса уши руками. А я видел ее...
Девчонку из моего сна.
Шоколадного цвета крупные кудри, распахнутые голубые глаза, в которых плескалась дикая боль. И такой же, как сейчас, раскрытый в душераздирающем крике рот:
- Помоги мне!
Я смотрел туда, в клетку.
Все видели просто запуганную зареванную девушку, жмущуюся к прутьям и закрывающую от ужаса уши руками. А я видел ее...
Девчонку из моего сна.
Шоколадного цвета крупные кудри, распахнутые голубые глаза, в которых плескалась дикая боль. И такой же, как сейчас, раскрытый в душераздирающем крике рот:
- Помоги мне!
Молох. Скиф. Чистюля. Они самые настоящие звери. Грешники. Свободные, всевластные, всесильные. Хищники, в которых не осталось ничего человеческого. В их глазах нет света, в их черных сердцах давно нет жалости, в их порочных душах нет места чувствам.
Любовь – их самое страшное наказание. Она сильного делает слабым, неприкасаемого – уязвимым, бесстрашного наделяет страхами.
Любовь может поработить даже самую свободную душу.
Накажем наших грешников любовью?
***
– Ты хоть понимаешь, что я с тобой сделаю?! – в его темных глазах вспыхнула ярость.
– Мне всё равно. Если не ты, то другие сделают.
Провести с Молохом ночь – не проблема. Проблема – после этого выжить. Она в западне, из которой живой не выбраться. Ни в каком из случаев для нее нет благополучного исхода.
***
В тексте присутствуют сцены эротического характера, обсценная лексика и сцены насилия.
Любовь – их самое страшное наказание. Она сильного делает слабым, неприкасаемого – уязвимым, бесстрашного наделяет страхами.
Любовь может поработить даже самую свободную душу.
Накажем наших грешников любовью?
***
– Ты хоть понимаешь, что я с тобой сделаю?! – в его темных глазах вспыхнула ярость.
– Мне всё равно. Если не ты, то другие сделают.
Провести с Молохом ночь – не проблема. Проблема – после этого выжить. Она в западне, из которой живой не выбраться. Ни в каком из случаев для нее нет благополучного исхода.
***
В тексте присутствуют сцены эротического характера, обсценная лексика и сцены насилия.
Его ладони легли мне на колени, раздвинули ещё шире. Жёстко. Без церемоний.
— Ты не она, — прошептал он, глядя мне прямо в глаза. — Но сегодня ты будешь вместо неё. И я сделаю с тобой всё, что она мне не дала.
Его рот накрыл мой — не поцелуй, а захват. Грубый. Голодный. Зубы, язык, вкус виски и ярости. Я задохнулась, вцепилась ему в плечи — не оттолкнуть, а удержаться.
Он оторвался на секунду, только чтобы прорычать:
— И ты будешь кричать моё имя. Громче, чем она когда-либо кричала.
***
Метель отрезала горное шале от всего мира.
Мама задерживается в Москве.
А в доме только они вдвоём: девятнадцатилетняя Соня и её новый отчим — Рахмон Гамидов, огромный, злой и очень давно не получавший того, что ему обещали.
— Ты не она, — прошептал он, глядя мне прямо в глаза. — Но сегодня ты будешь вместо неё. И я сделаю с тобой всё, что она мне не дала.
Его рот накрыл мой — не поцелуй, а захват. Грубый. Голодный. Зубы, язык, вкус виски и ярости. Я задохнулась, вцепилась ему в плечи — не оттолкнуть, а удержаться.
Он оторвался на секунду, только чтобы прорычать:
— И ты будешь кричать моё имя. Громче, чем она когда-либо кричала.
***
Метель отрезала горное шале от всего мира.
Мама задерживается в Москве.
А в доме только они вдвоём: девятнадцатилетняя Соня и её новый отчим — Рахмон Гамидов, огромный, злой и очень давно не получавший того, что ему обещали.
– Ненавижу тебя, – выдыхаю я, закрывая глаза.
– Прекрасно, – его губы, наконец, касаются моей кожи, но не губ, а шеи, чуть ниже уха.
Зачем он это делает?! Зачем мучает меня этими прикосновениями, одновременно вливая мне под кожу чистейший яд?
– Такая же, как твоя мать, – вдруг выплёвывает Валера, сжав мою шею. – Одна крадёт чужих мужей, другая – чужие вещи. А что, если я тоже заберу у тебя что-нибудь? То, что нельзя будет вернуть, как и мою семью?!
Ледяной ужас крадется по ногам, пока Валера опускает руку к резинке моих штанов…
– Прекрасно, – его губы, наконец, касаются моей кожи, но не губ, а шеи, чуть ниже уха.
Зачем он это делает?! Зачем мучает меня этими прикосновениями, одновременно вливая мне под кожу чистейший яд?
– Такая же, как твоя мать, – вдруг выплёвывает Валера, сжав мою шею. – Одна крадёт чужих мужей, другая – чужие вещи. А что, если я тоже заберу у тебя что-нибудь? То, что нельзя будет вернуть, как и мою семью?!
Ледяной ужас крадется по ногам, пока Валера опускает руку к резинке моих штанов…
Я обнажила перед этими мужчинами не только тело, но и душу. Рассказала всю правду о своей жизни и собственных страхах. Утонула в страсти и почти забыла, что когда-то жила иначе...
Способно ли прошлое разрушить зарождающуюся привязанность? Или мне придётся отступить...
Способно ли прошлое разрушить зарождающуюся привязанность? Или мне придётся отступить...
— Татьяна, — произносит он тихо, так, что слышу только я. Голос низкий, без полутонов. — Сегодня ночью я снова на дежурстве.
Мужчина не говорит ни слова. Он подходит к кровати, и его фигура заслоняет лунный свет. От него исходит нечеловеческая, хищная уверенность. Он наклоняется, его руки упираются в матрас по обе стороны от меня, заточая меня в пространстве между его телом и кроватью.
— Теперь ты не сомневаешься? — шепот грубый, лишенный дневной сдержанности.
Я не успеваю ответить. Его губы находят мои, но это не нежное вопрошание прошлой ночи. Это захват. Властный, требовательный, голодный. Поцелуй, не оставляющий места для мыслей.
Романов разрывает поцелуй, его дыхание горячее и прерывистое. Прохладный ночной воздух обжигает обнаженную кожу, но его взгляд горячее огня. Он смотрит на мое тело — на остатки синяков, на белые бинты, — и в его глазах нет жалости. Есть только голод и одобрение.
— Моя, — хрипит он, и это слово звучит как клеймо.
Мужчина не говорит ни слова. Он подходит к кровати, и его фигура заслоняет лунный свет. От него исходит нечеловеческая, хищная уверенность. Он наклоняется, его руки упираются в матрас по обе стороны от меня, заточая меня в пространстве между его телом и кроватью.
— Теперь ты не сомневаешься? — шепот грубый, лишенный дневной сдержанности.
Я не успеваю ответить. Его губы находят мои, но это не нежное вопрошание прошлой ночи. Это захват. Властный, требовательный, голодный. Поцелуй, не оставляющий места для мыслей.
Романов разрывает поцелуй, его дыхание горячее и прерывистое. Прохладный ночной воздух обжигает обнаженную кожу, но его взгляд горячее огня. Он смотрит на мое тело — на остатки синяков, на белые бинты, — и в его глазах нет жалости. Есть только голод и одобрение.
— Моя, — хрипит он, и это слово звучит как клеймо.
Марк Келлер… Меня предупреждали о нем. Да я и сама чувствовала, что не стоит с ним связываться. Но он был настойчив, а я влюбилась слишком быстро. Когда сбылось все, о чем меня предупреждали, оказалось уже слишком поздно.
Ася Потапова… Она должна была стать только временным развлечением. Но я влюбился по уши. Пока не узнал, как жестоко она меня предала. И теперь она должна поплатиться за свои поступки. Беги, детка…
Ася Потапова… Она должна была стать только временным развлечением. Но я влюбился по уши. Пока не узнал, как жестоко она меня предала. И теперь она должна поплатиться за свои поступки. Беги, детка…
Молох. Скиф. Чистюля. Они самые настоящие звери. Грешники. Свободные, всевластные, всесильные. Хищники, в которых не осталось ничего человеческого. В их глазах нет света, в их черных сердцах давно нет жалости, в их порочных душах нет места чувствам.
Любовь – их самое страшное наказание. Она сильного делает слабым, неприкасаемого – уязвимым, бесстрашного наделяет страхами.
Любовь может поработить даже самую свободную душу.
Накажем наших грешников любовью?
***
Любовь. Отношения. Семья. Не для него это всё. Не про него. Максима Виноградова разгульная жизнь устраивала, и он ничего в ней менять не собирался.
Лиза любви не ждала, на нее и не надеялась. Таких, как она, не любят. Таким плюют в лицо и не дают ни единого шанса на счастье...
***
В тексте присутствуют сцены эротического характера, обсценная лексика и сцены насилия.
Любовь – их самое страшное наказание. Она сильного делает слабым, неприкасаемого – уязвимым, бесстрашного наделяет страхами.
Любовь может поработить даже самую свободную душу.
Накажем наших грешников любовью?
***
Любовь. Отношения. Семья. Не для него это всё. Не про него. Максима Виноградова разгульная жизнь устраивала, и он ничего в ней менять не собирался.
Лиза любви не ждала, на нее и не надеялась. Таких, как она, не любят. Таким плюют в лицо и не дают ни единого шанса на счастье...
***
В тексте присутствуют сцены эротического характера, обсценная лексика и сцены насилия.
Что я вообще здесь забыла, в доме незнакомца?
Кричать и бежать искать свои вещи. Возвращаться к машине и ехать домой… Вот что нужно, но я закусываю губу и выгибаюсь, прикасаясь спиной к его мокрой от пота груди.
Ласки Романа становятся смелее. Он прикусывает кожу на шее, а потом облизывает это место. Словно зверь. Дикарь. Но только мой дикарь…
Кричать и бежать искать свои вещи. Возвращаться к машине и ехать домой… Вот что нужно, но я закусываю губу и выгибаюсь, прикасаясь спиной к его мокрой от пота груди.
Ласки Романа становятся смелее. Он прикусывает кожу на шее, а потом облизывает это место. Словно зверь. Дикарь. Но только мой дикарь…
Выберите полку для книги
Подборка книг по тегу: очень откровенно и горячо