Подборка книг по тегу: "очень откровенно и горячо"
Спасая младшую дочь, мой отец заключил сделку с дьяволом, взамен пообещав ему старшую… И имя дьявола – Тимур Бесадзе. Он – БЕС, бенефициар преступного мира. И его имя произносят шепотом. Его слово – закон. Он презирает желания, покупает души. Я стала его собственностью… или фатальной ошибкой.
— Тимур, спаси мою сестру! Я навсегда останусь с тобой, — вцепилась ему в горло, выдыхая самую едкую ложь. Я люблю свою сестру, но свободу я люблю до безумия. Сильнее ярости, страха. Сильнее ЕГО…
Мой план был прост – сбежать. Но… Он переиграл меня. Бесадзе понял, что по сделке получил не покорную жертву, а КАТАТРОФУ со стальной волей, сердцем, полным ненависти, и душу, презирающую золотую клетку.
Это история падения, предательства и лжи, которая оказалась единственной правдой. История о сделке, где ставка – не тело, а разодранная душа. Катастрофа против Беса. Кто кого поглотит?
— Тимур, спаси мою сестру! Я навсегда останусь с тобой, — вцепилась ему в горло, выдыхая самую едкую ложь. Я люблю свою сестру, но свободу я люблю до безумия. Сильнее ярости, страха. Сильнее ЕГО…
Мой план был прост – сбежать. Но… Он переиграл меня. Бесадзе понял, что по сделке получил не покорную жертву, а КАТАТРОФУ со стальной волей, сердцем, полным ненависти, и душу, презирающую золотую клетку.
Это история падения, предательства и лжи, которая оказалась единственной правдой. История о сделке, где ставка – не тело, а разодранная душа. Катастрофа против Беса. Кто кого поглотит?
– Где твоя кровь, Аза? Почему на простыне ни единого пятнышка? – рычит муж угрожающе. – Ты порченная девка! Опозорила меня, и за это будешь наказана!
Муж вытаскивает меня из спальни и тащит по коридору.
– Тетя! Неси ножницы и состриги этой потаскухе волосы! Она не девственница, – кричит Залим.
Тетя резко дергает ножницами, и первая прядь моих волос падает на пол.
– Хватит! За что вы так со мной?
Вдруг вперед выступает мой свекор – сорокалетний властный мужчина по имени Султан Аббасович и говорит:
– Довольно! Я забираю ее себе!
Мой новоиспеченный муж не нашёл кровь на простыне в брачную ночь и велел своей тёте остричь меня и протащить по посёлку.
Но мой свекор спас меня от растерзания.
Он забрал меня себе и в ту же ночь показал, как настоящие мужчины должны обходиться со своими женщинами.
Теперь моя судьба зависит от него. Но лучше быть рабыней красивого и запретного махрама, чем мёртвой, не так ли?
Муж вытаскивает меня из спальни и тащит по коридору.
– Тетя! Неси ножницы и состриги этой потаскухе волосы! Она не девственница, – кричит Залим.
Тетя резко дергает ножницами, и первая прядь моих волос падает на пол.
– Хватит! За что вы так со мной?
Вдруг вперед выступает мой свекор – сорокалетний властный мужчина по имени Султан Аббасович и говорит:
– Довольно! Я забираю ее себе!
Мой новоиспеченный муж не нашёл кровь на простыне в брачную ночь и велел своей тёте остричь меня и протащить по посёлку.
Но мой свекор спас меня от растерзания.
Он забрал меня себе и в ту же ночь показал, как настоящие мужчины должны обходиться со своими женщинами.
Теперь моя судьба зависит от него. Но лучше быть рабыней красивого и запретного махрама, чем мёртвой, не так ли?
— Дашка, перед Новым годом нужно гадать! Сейчас я приворожу тебе суженого…
— Ира, прекрати. Это фигня полная, — бурчу я, закатывая глаза. — Я вообще в это не верю.
И зря.
Потому что сразу после её ритуала самый популярный парень универа вдруг начал мной интересоваться.
Тот самый капитан хоккейной команды, о котором я всего лишь мельком подумала.
Он слишком настойчив, будто я не случайно вспомнила его имя… а вызвала.
И теперь он идёт ко мне, уверенный, что я должна принадлежать только ему…
Вот только… кто из нас играет, а кто оказался в чужом заклинании?..
— Ира, прекрати. Это фигня полная, — бурчу я, закатывая глаза. — Я вообще в это не верю.
И зря.
Потому что сразу после её ритуала самый популярный парень универа вдруг начал мной интересоваться.
Тот самый капитан хоккейной команды, о котором я всего лишь мельком подумала.
Он слишком настойчив, будто я не случайно вспомнила его имя… а вызвала.
И теперь он идёт ко мне, уверенный, что я должна принадлежать только ему…
Вот только… кто из нас играет, а кто оказался в чужом заклинании?..
– Это кто у нас такой пугливый? – мой голос звучит вкрадчиво, ядовито-сладко. – А ведь только что дерзила так красиво. Я прям в тебя поверил...
– Не подходи ко мне, – выдыхает Лидина, и вот оно. Первая нотка страха в ее голосе. Наконец-то.
Я подхожу вплотную, ставлю руку на стену рядом с ее головой, полностью отрезая любой путь к отступлению. Нависаю над ней, вынуждая задрать голову, чтобы смотреть мне в глаза.
– Ну что? – выдыхаю я ей прямо в лицо, чувствуя какой-то сладкий фруктовый запах от рыжеватых гладких волос. – Добегалась?
Молчит, только ее грудь тяжело вздымается под тонким свитером. Та самая, на которую я залип минуту назад.
Но она все еще смотрит на меня. Прям сверлит. С ненавистью, с вызовом.
И это просто дико, бешено заводит.
– Не подходи ко мне, – выдыхает Лидина, и вот оно. Первая нотка страха в ее голосе. Наконец-то.
Я подхожу вплотную, ставлю руку на стену рядом с ее головой, полностью отрезая любой путь к отступлению. Нависаю над ней, вынуждая задрать голову, чтобы смотреть мне в глаза.
– Ну что? – выдыхаю я ей прямо в лицо, чувствуя какой-то сладкий фруктовый запах от рыжеватых гладких волос. – Добегалась?
Молчит, только ее грудь тяжело вздымается под тонким свитером. Та самая, на которую я залип минуту назад.
Но она все еще смотрит на меня. Прям сверлит. С ненавистью, с вызовом.
И это просто дико, бешено заводит.
– Пусти, Буров, – выдавливаю я, чувствуя, как в платье становится невыносимо душно.
– А что, если нет? – его губы почти касаются моей шеи. – Кажется, ты прям-таки мечтаешь о том, чтобы тебя грубо вжали в стенку и наказали за твой базар.
– Ты пьян?! – я уже не шиплю, я буквально рычу от возмущения.
Что с ним такое?! Это уже не подколы, это открытое нападение!
Но я совершенно не к месту подмечаю, что от него веет силой и решительностью, а глаза затягивают тёмной зыбкой глубиной.
И впервые начинаю понимать тех девушек, у которых в его присутствии дрожат коленки.
– Обожаю брать таких дутых королев и показывать им их настоящее место, – хищно улыбается он, вжимаясь в меня.
– И где же моё место, Буров? – выдавливаю я сквозь зубы.
– А что, если нет? – его губы почти касаются моей шеи. – Кажется, ты прям-таки мечтаешь о том, чтобы тебя грубо вжали в стенку и наказали за твой базар.
– Ты пьян?! – я уже не шиплю, я буквально рычу от возмущения.
Что с ним такое?! Это уже не подколы, это открытое нападение!
Но я совершенно не к месту подмечаю, что от него веет силой и решительностью, а глаза затягивают тёмной зыбкой глубиной.
И впервые начинаю понимать тех девушек, у которых в его присутствии дрожат коленки.
– Обожаю брать таких дутых королев и показывать им их настоящее место, – хищно улыбается он, вжимаясь в меня.
– И где же моё место, Буров? – выдавливаю я сквозь зубы.
— Испугалась? — внезапно хрипло спрашиваю, шагнув к ней.
— Тебя? Пф! — храбрится Арина, но отступает
Я делаю ещё шаг. Теперь она прижата к кухонному острову, глядит на меня испуганно и настороженно, будто съесть её могу. Моя рука скользит по её шее. Снова ловит маленький подбородок, как вчера днём, но в этот раз она не дерётся, не лупит по ней с праведным гневом.
- Что не бежишь, мышка?..
Её губы дрожат прямо у меня перед глазами, как мишень на прицеле. И в висках оглушающим пульсом бьётся только одна мысль: никто их до меня не целовал…
Я должен узнать её вкус. Должен забрать эту чистоту, завладеть ей целиком: телом, мыслями, душой. Должен быть первым...
— Тебя? Пф! — храбрится Арина, но отступает
Я делаю ещё шаг. Теперь она прижата к кухонному острову, глядит на меня испуганно и настороженно, будто съесть её могу. Моя рука скользит по её шее. Снова ловит маленький подбородок, как вчера днём, но в этот раз она не дерётся, не лупит по ней с праведным гневом.
- Что не бежишь, мышка?..
Её губы дрожат прямо у меня перед глазами, как мишень на прицеле. И в висках оглушающим пульсом бьётся только одна мысль: никто их до меня не целовал…
Я должен узнать её вкус. Должен забрать эту чистоту, завладеть ей целиком: телом, мыслями, душой. Должен быть первым...
— Татьяна, — произносит он тихо, так, что слышу только я. Голос низкий, без полутонов. — Сегодня ночью я снова на дежурстве.
Мужчина не говорит ни слова. Он подходит к кровати, и его фигура заслоняет лунный свет. От него исходит нечеловеческая, хищная уверенность. Он наклоняется, его руки упираются в матрас по обе стороны от меня, заточая меня в пространстве между его телом и кроватью.
— Теперь ты не сомневаешься? — шепот грубый, лишенный дневной сдержанности.
Я не успеваю ответить. Его губы находят мои, но это не нежное вопрошание прошлой ночи. Это захват. Властный, требовательный, голодный. Поцелуй, не оставляющий места для мыслей.
Романов разрывает поцелуй, его дыхание горячее и прерывистое. Прохладный ночной воздух обжигает обнаженную кожу, но его взгляд горячее огня. Он смотрит на мое тело — на остатки синяков, на белые бинты, — и в его глазах нет жалости. Есть только голод и одобрение.
— Моя, — хрипит он, и это слово звучит как клеймо.
Мужчина не говорит ни слова. Он подходит к кровати, и его фигура заслоняет лунный свет. От него исходит нечеловеческая, хищная уверенность. Он наклоняется, его руки упираются в матрас по обе стороны от меня, заточая меня в пространстве между его телом и кроватью.
— Теперь ты не сомневаешься? — шепот грубый, лишенный дневной сдержанности.
Я не успеваю ответить. Его губы находят мои, но это не нежное вопрошание прошлой ночи. Это захват. Властный, требовательный, голодный. Поцелуй, не оставляющий места для мыслей.
Романов разрывает поцелуй, его дыхание горячее и прерывистое. Прохладный ночной воздух обжигает обнаженную кожу, но его взгляд горячее огня. Он смотрит на мое тело — на остатки синяков, на белые бинты, — и в его глазах нет жалости. Есть только голод и одобрение.
— Моя, — хрипит он, и это слово звучит как клеймо.
Молох. Скиф. Чистюля. Они самые настоящие звери. Грешники. Свободные, всевластные, всесильные. Хищники, в которых не осталось ничего человеческого. В их глазах нет света, в их черных сердцах давно нет жалости, в их порочных душах нет места чувствам.
Любовь – их самое страшное наказание. Она сильного делает слабым, неприкасаемого – уязвимым, бесстрашного наделяет страхами.
Любовь может поработить даже самую свободную душу.
Накажем наших грешников любовью?
***
– Ты хоть понимаешь, что я с тобой сделаю?! – в его темных глазах вспыхнула ярость.
– Мне всё равно. Если не ты, то другие сделают.
Провести с Молохом ночь – не проблема. Проблема – после этого выжить. Она в западне, из которой живой не выбраться. Ни в каком из случаев для нее нет благополучного исхода.
***
В тексте присутствуют сцены эротического характера, обсценная лексика и сцены насилия.
Любовь – их самое страшное наказание. Она сильного делает слабым, неприкасаемого – уязвимым, бесстрашного наделяет страхами.
Любовь может поработить даже самую свободную душу.
Накажем наших грешников любовью?
***
– Ты хоть понимаешь, что я с тобой сделаю?! – в его темных глазах вспыхнула ярость.
– Мне всё равно. Если не ты, то другие сделают.
Провести с Молохом ночь – не проблема. Проблема – после этого выжить. Она в западне, из которой живой не выбраться. Ни в каком из случаев для нее нет благополучного исхода.
***
В тексте присутствуют сцены эротического характера, обсценная лексика и сцены насилия.
— Кто эта жируха рядом с тобой? — раздается громкий, недовольный голос женщины. — Она просто жирная или беременная? Еще один твой приплод, сынок, мне не нужен!
Я случайно узнала, что любимый гнусно меня обманывает и разводит на деньги.
После его побега меня начинают преследовать коллекторы.
***
Мне остается только одно — спрятаться в глухой деревне и переждать там немного.
Однако одна пикантная встреча с нелюдимым, но притягательным мужчиной по прозвищу «Дикарь» все изменила.
Я случайно узнала, что любимый гнусно меня обманывает и разводит на деньги.
После его побега меня начинают преследовать коллекторы.
***
Мне остается только одно — спрятаться в глухой деревне и переждать там немного.
Однако одна пикантная встреча с нелюдимым, но притягательным мужчиной по прозвищу «Дикарь» все изменила.
— София! Ты совсем охренела?! — он рычит, пытаясь стереть сок с лица.
— Да! Когда поверила тебе!
— Ну и катись, вечная недотрога!
— Это я недотрога? — вспыхивает дикий эльфик.
Она, отступая, натыкается на меня. Ее спина касается моей груди. Девушка оборачивается. Ее взгляд, полный слез, стыда и безумной отваги, впивается в меня. Я вижу в нем отражение собственного одиночества, ту самую боль, которую я ношу в себе годами, но тщательно скрываю.
И я понимаю. Я уже не просто наблюдатель. Я — соучастник.
— Простите, дедушка, — ее голос дрожит, но в нем сталь. — Сыграйте в моего любовника? Пожалуйста?
И прежде чем я успеваю что-то сообразить, она встает на цыпочки, хватает меня за плечи и целует.
— Да! Когда поверила тебе!
— Ну и катись, вечная недотрога!
— Это я недотрога? — вспыхивает дикий эльфик.
Она, отступая, натыкается на меня. Ее спина касается моей груди. Девушка оборачивается. Ее взгляд, полный слез, стыда и безумной отваги, впивается в меня. Я вижу в нем отражение собственного одиночества, ту самую боль, которую я ношу в себе годами, но тщательно скрываю.
И я понимаю. Я уже не просто наблюдатель. Я — соучастник.
— Простите, дедушка, — ее голос дрожит, но в нем сталь. — Сыграйте в моего любовника? Пожалуйста?
И прежде чем я успеваю что-то сообразить, она встает на цыпочки, хватает меня за плечи и целует.
Выберите полку для книги
Подборка книг по тегу: очень откровенно и горячо